Первое воспоминание о детстве обычно связано с каким-нибудь значительным событием. Ну, например, со стоянием в углу из-за разбитой вазы или с проглоченным во время еды молочным зубом.

У меня оно связано с телеграммой. Я помню недоуменное выражение на лице у мамы после того, как она вслух прочитала: "Ждите завтра - еду медведем". Телеграмма была от папы, который возвращался из командировки.

"Видимо, плохи дела, - сказала мама, подумав, - деньги у него кончились, и он вынужден ехать зайцем. А про медведя написал для конспирации". Мама всегда готовится к худшему, но надеется на лучшее - принцип у нее такой. "Будем надеяться, что его не снимут с поезда и не отправят в милицию", - закончила она свою мысль и пошла на кухню готовить ужин.

А я устроилась поудобнее на родительском диване и стала размышлять.

У меня был свой взгляд на происходящее. Я решила, что случилось страшное и папа превратился в медведя. "Как же он теперь будет мне читать перед сном, - горевала я. - А придет зима, и вовсе завалится спать до поздней весны!"

Вся в расстроенных чувствах, я потопала на кухню, чтобы поделиться с мамой нашим общем горем.

Я приоткрыла кухонную дверь и услышала возмущенный шепот навестившей нас бабушки: "Да это уму непостижимо! Как вы это себе представляете! Кто эту лямку будет тянуть?! Где элементарно он будет спать в вашей крохотной квартире?"

"Спать он будет, наверное, в шкафу, - вступила я грустно, - там темно, больше всего на берлогу похоже". "Ну, это уж слишком, - подскочила бабушка, - у тебя уже и ребенок в курсе!" Она вылетела из кухни как ошпаренная, громко хлопнув дверью.

"Ну что ты болтаешь?" - сердито спросила меня мама. Я ей объяснила все, что сама уже поняла про папу, и добавила, что он вряд ли найдет более подходящее место для зимней спячки, чем наш полупустой шкаф. Внимательно меня выслушав, мама неожиданно развеселилась и сказала, что, действительно, в шкафу папе будет удобнее, потому что там он не будет стесняться лапу сосать, когда деньги опять за неделю до зарплаты кончатся. Потом она меня накормила ужином и, чтобы я не очень огорчалась, обещала перед сном почитать мне сказку про Золушку.

Утром я проснулась от трех звонков в дверь, перелезла через спинку кровати и обнаружила, что мамы на диване нет. Я подбежала к двери и услышала ласковый папин голос: "Доча, это я, открой!" В ужасе от того, что мне придется столкнуться с омедведившимся папой один на один, я на цыпочках отошла от двери и принялась искать маму. Она стояла в ванной, согнувшись над раковиной, и почему-то на мой зов не откликалась. Лицо у нее было серое и несчастное.

"Не бойся, мамочка, - сказала я, погладив ее по руке, вцепившейся в раковину, - давай откроем дверь, может, папа нас увидит и расколдуется..."

Мама слабо улыбнулась в ответ и спросила: "А что, разве звонили? Я не слышала".

"Конечно, звонили, - воскликнула я, - и говорили папиным голосом!"

Мама бросилась к двери, открыла и повисла у папы на шее. Папа что-то держал за спиной и не мог обнять маму, но он радостно смеялся и целовал ее, целовал и никак не мог остановиться. А я скакала на одной ножке и кричала: "У нас дома колдовство не действует! Ура! Ура! Ура!"

Наконец папа оторвался от мамы и загадочно мне подмигнул. Я замерла. Он всегда так мне подмигивал, когда приносил какой-нибудь подарок. Я зажмурилась в предвкушении, а когда открыла глаза, буквально остолбенела.

Папа держал в руках огромного плюшевого медведя, одетого в клетчатую ковбойку и ярко-синие джинсы! Таких прекрасных игрушек у меня никогда не было! Я трепетно прижала к груди свое сокровище и молча пошла на диван.

Там я уложила мишку на подушки, легла рядом и стала тихо умирать от восторга.

"Ты с ума сошел, - шепотом сказала мама. - Сколько он стоит?!" "Стоит он безумно, - ответил папа. - Я премию квартальную получил и не удержался. Не сердись, лучше посмотри на нее..." Они долго стояли обнявшись и смотрели на меня с умилением. Вдруг мама побледнела и, зажав рот рукой, выскочила из комнаты. "Боже мой, что с ней!", - испугался папа и выбежал вслед за мамой.

Вернулись они, не глядя друг на друга, сели ко мне спиной и стали о чем-то спорить очень тихими голосами. Я не разбирала слова, а только понимала, что папа маму в чем-то убеждает, но она ни за что с ним не соглашается. Внезапно мама вскочила со стула и закричала: "Не хочешь - не надо! Это мой ребенок! Мой! Он уже есть, понимаешь ты это?!"

"Ну, если это действительно он, тогда еще куда ни шло, - скептически заметил папа. - С ним хоть вместе в бане можно будет попариться и пива попить. А если опять она... лучше нашей девочки уже не будет".

Через две недели мы отправились к бабушке с дедушкой на воскресный семейный обед. Правда, мама идти не хотела, все это время она ужасно себя чувствовала, ее мучили тошнота и головокружение. Папа нервничал, кричал, что она себя угробит, что надо освободиться от этого безобразия, пока не поздно, но мама каждый раз выслушивала его с каменным лицом и не поддавалась ни на какие уговоры. Я не понимала, что между ними происходит, да это меня и не волновало, потому что все мое существо было проникнуто любовью и заботой о медведе.

Обед прошел во взрослых, совершенно неинтересных мне разговорах о зарплатах и ценах. Особенно кипятилась бабушка, которую почему-то особенно волновала стоимость детских колясок, памперсов и детского питания.

"Бабуль, - сказала я, завязывая на шее у мишки шелковый голубой бант, - а я догадалась, что ты скоро ребеночка родишь, у тебя давно уже живот большой!" Все засмеялись, а бабушка почему-то обиделась.

"Что ты болтаешь?!" - дернула меня за рукав мама.

В этот момент дедушка, сидевший во главе стола, встал с бокалом в руке и громко сказал: "Давайте выпьем за то, чтобы у моей любимой внучки появился братик или сестричка!"

"В крайнем случае, сестричка", - поправил его папа.

"Мне не надо никого, - сказала я, - у меня мишка есть".

Мама строго на меня посмотрела, бабушка, вздохнув, покачала головой, а дедушка посадил меня к себе на колени и очень серьезно сказал: "Детка, приготовься к тому, что у медведя могут возникнуть проблемы. Если у тебя появится сестренка, она, что тут поделаешь, твои платья будет донашивать. Но если твоя мама родит мальчика, которого так хочет твой папа, то штаны для этого мальчика купить им будет не на что. Поэтому, сама понимаешь, придется ему отдать мишкины джинсы!" Это был страшный удар. Глаза мои наполнились слезами, сердце - горем, а душа - страхом.

Было ясно одно: кроме меня, медведя спасти некому. Я ходила из угла в угол, крепко прижав медведя к груди. Ну, кто, кто мне может помочь? И вдруг меня осенило!

Мой взгляд скользнул по книжке про Золушку, стоящей за стеклянной дверкой шкафа. Ну, конечно! Как я раньше не додумалась! Фея! Уж если тыкву она превратила в карету, уж если мышей – в лошадей, то мальчика – в девочку – это ж ей раз плюнуть!!!

Выход был найден. Теперь каждый вечер, ложась спать, я закрывала глаза и, как заклинание, повторяла про себя одно и то же: "Дорогая фея! Не надо мне ни бала, ни туфелек хрустальных! И принца мне не надо, я замуж не собираюсь! Хочешь, я конфеты, которые мне дает дедушка, есть теперь не буду, буду их для тебя на подоконнике складывать? Об одном прошу: пусть у мамы в животике мальчик превратится в девочку. Обещаю, я буду ее очень любить, я отдам ей все свои платья и даже с моим мишкой разрешу ей играть!"

Так прошло полгода. Однажды рано утром мама разбудила папу словами: "Вставай скорее, надо идти, началось". Папа засуетился, забегал вокруг стола в поисках галстука, который казался ему совершенно необходимым в такой торжественный момент, но, увидев, что мама со стоном села, в ужасе остановился, выдохнул: "Терпи!" и потащил ее за руку на улицу. Я выглянула в окно: мама шла медленно, поддерживая огромный живот рукой, постоянно останавливаясь и приседая, а папа, не давая передышки, тянул ее вперед, в сторону роддома, который был в пяти минутах ходьбы, и на лице у него было такое выражение, как будто он сейчас закричит: "Помогите!"

Вскоре он вернулся один, сел и уставился в одну точку. Так мы просидели молча часа два, каждый думая о своем. Наконец папа тяжело вздохнул и начал звонить. Набирая семь цифр номера роддома, он семь раз повторил: "Мальчик, мальчик, мальчик, мальчик, мальчик, мальчик, мальчик!" Я ушла в свою комнату, забилась в угол дивана и заплакала. Мне было жалко папу и жалко медведя, и оттого, что я не могла понять, кого из них мне жальче, я плакала все сильнее и сильнее.

Когда папа вошел, по его лицу я поняла, что мы с медведем победили. На всякий случай я спросила, кулаками размазывая по щекам слезы: "Девочка?" Папа обреченно махнул рукой.

Когда маму выписали, дома царила праздничная суета. Мама сидела у окна, красивая и стройная, как раньше, и кормила грудью крохотное, нежное существо, которое тонюсенькими пальчиками цеплялось за белый кружевной воротник ее платья. У меня от этой картины защипало глаза, в горле встал ком, я поднесла мишку совсем близко к маленькому розовому личику, хлопающему длинными черными ресницами, и прошептала: "Смотри, мишенька, это моя Мила".

"Почему Мила?" - удивилась мама.
"Она на свете всех милее", - с гордостью за сестру ответила я.
"Ну, а почему твоя? Она же наша, общая!"
"Нет, - твердо сказала я, - она моя. Только я вам не могу сказать, почему. Это волшебная тайна…"
Фото: Елена Корсакова
Автор: Любовь Рожкова https://www.facebook.com/lrozh

 здоровья

От чистого сердца желаю здоровья вам и вашим детям!!!

Красивый очень рассказ, на душе так стало приятно и радостно.