Лет 50 тому назад бездетная пара удочерила цыганское дитя – и появилась в поселке военнослужащих, словно сорняк посреди клумбы с садовыми цветами, кудрявая Люська. Детство ее было невеселым: распущенные дети военных чинов издевались над ней. Роскошная красавица Аделаида, жена полковника, брезговала даже посмотреть в сторону соседки, а ее сын, высокий блондин, всегда окруженный ухоженными девушками, встретив Люську на улице, спрашивал:
- Ну что – много нагадала? Интересно, сколько раз в году цыгане умываются: только на Рождество, или, может, еще и на Пасху?
Даже повзрослев, Люська много плакала, потому что ее часто подозревали в воровстве, разврате, чего и близко не было никогда. Но как оправдаешься, если родилась цыганкой?
Прошли годы, и не стало полковников, и постарели их заносчивые жены. Ничего не осталось и от Аделаидиной красоты: едва высовывалась за ворота беспомощная, скрюченная полиартритом женщина, которая была счастлива, когда с ней кто-нибудь заговорит. Спился и пошел свет за очи ее красавчик сын, а дочка выехала за границу и вспоминает о матери только по большим праздникам. А еду Аделаиде носит цыганка Люська, которая и через полвека сохранила вид хрупкой напуганной девчонки.
Однажды не выдержала Люська смотреть на горькое одиночество старой немощной Аделаиды и забрала ее жить к себе. Хорошо о ней заботится цыганка – вот только плачет много:
- Не могу, - сознается Люська, - забыть, как смеялся надо мной ваш сын. Стараюсь – а не могу. Я же на него готова была молиться.
А когда вдова полковника просит у нее прощения, что плохо воспитала своих детей, Люська говорит:
- Ничего! Мне полегчало с тех пор, как вы ко мне перебрались. Живите долго-долго, чтобы я успела все забыть.
И тогда, обнимаясь, плачут уже вместе, а потом долго молчат, прислушиваясь к голосу собственных душ.